По аналогии с явлением, получившим название «ненавидящие себя евреи» (т.е. те, кто по происхождению является евреем, но свою идентичность строит на отрицании и противостоянии всему еврейскому/иудейскому), в России за последние пять лет институционально оформилось аналогичное движение «Ненавидящих себя православных». Речь идет не о тех православных, кто в соц.опросах причисляет себя к православию, но при этом не посещает храм, не участвует в обрядах и зачастую не только отрицает основные христианские догматы, но и существование Бога (об этом есть хорошее исследование В.Ф. Чесноковой «Тесным путем»). Речь идет как раз о тех, кто формальным критериям воцерковленности и догматической просвещенности вполне соответствует: ходит в церковь, осмысленно участвует в богослужении и даже читает Евангелие. Составляя в общей массе верующих ничтожное меньшинство, но, будучи при этом представителями условного среднего класса, с высоким уровнем социальной активности и информационной мобильности, ненавидящие себя православные с системной настойчивостью начинают смазывать карту благополучных будней высших церковных иерархов, поднимая неудобные вопросы о финансовой отчетности, выборности архиереев или просто лишний раз цитируя священное писание.
Основной тезис ненавидящих себя православных как-то сформулировал дьякон А. Кураев, заметив, что РПЦ слишком быстро превратилась из Церкви гонимой в корпорацию, которая сама кого хочешь загонит, засудит и даже объявит вне закона. Вслед за ним эту перемену стали отмечать другие церковные интеллектуалы: А.Десницкий, С.Чапнин, А.Архангельский. После приговора панк-молебну в августе 2012-го года все чаще стала раздаваться фраза, причем из уст самих верующих: «Стыдно быть православным». В социальных сетях появились критически-развлекательные паблики: «Веселый пономарь». «Оскорбленный верующий», «Типичный теолог», где иронично, а иногда довольно жестко происходит критика церковной системы изнутри, со знанием специфики и со ссылкой на каноны и догматы.
Большое количество претензий к тем, кто, по мнению ненавидящих себя православных, искажает облик православного вероучения (православные активисты, прот. Д. Смирнов и прот. В.Чаплин), не являются тем не менее поводом для раскола или перехода в другую конфессию. Ненавидящие себя православные предпочитают оставаться внутри церковной ограды, участвуя в тех же самых обрядах, что и их не способные к диалогу оппоненты. Кроме разных версий православия в виде царебожников, сталинистов, милоновцев, афонитов или мизулинцев в последнее время внутри РПЦ появляются автономные сообщества, отрицающие легитимность патриарха Кирилла после его встречи в Гаване с Папой Римским. Именно это обстоятельство способствует тому, что православная Церковь постепенно становится похожей на одну большую коммуналку. Первоначальных обитателей некогда общего церковного строения – интеллигентных старожилов, когда-то жертвовавших на восстановление храмов обручальные кольца, — все настойчивее начинают вытеснять приверженцы экстремистско-силовой версии православия. Деваться старожилам пока некуда, поэтому в разговорах они часто называют себя просто христианами, чтобы дистанцироваться от своих склочных соседей хотя бы на семиотическом уровне. В плане социальной активности ненавидящие себя православные действительно ближе к основных христианских конфессиям: протестантизму и католичеству. Именно они занимаются всеми ресурсозатратными проектами православных организаций. Например, по ночам кормят бездомных, усыновляют сирот с тяжелыми диагнозами или, выражаясь словами Татьяны Москвиной (из «Людей будущего»), меняют пеленки чужим детям.
По сути, движение ненавидящих себя православных – это новая интерпретация того институционально беспризорного состояния верующих, которое лет десять назад обозначалось тезисом «мне церковь не нужна, у меня бог в душе». Долгие годы вся миссионерская риторика священнослужителей сводилась к разъяснению православного катехизиса, отождествляющего Бога и стены храма. Однако параллельно с увеличением количества церквей стала возникать тенденция к самоорганизации тех верующих, которых явное торжество материально-технической базы православия стало настораживать. Эксплуатируемая церковными организациями близость к власти и легкие бюджетные деньги закономерно превратили их в эпицентры центростремительного движения. Вроде бы люди по привычке продолжают ходить в храмы, но ресурс для мотиваций своих действий и поступков у них уже другой: не брошюрки с советами старцев и окрики церковных работников, а Евангелие, зачастую с комментариями из христианских групп в социальных сетях. Люди эмигрируют во внутреннюю Монголию (по-русски: в Китеж-град).
Соотношение между государственным православием и внутренним Китеж-градом пока таково, что поверхностные и рельефно очерченные в публичном пространстве структуры старательно копируют как могут все подводные движения, но с другим результатом: если в Китеж-граде стирают пеленки чужим детям, то в каком-нибудь монастырском приюте до смерти забивают сирот; эмигранты совести изучают Евангелие, в это время карательно-силовой отряд патриарха «Сорок сороков» избивает женщин — участниц митинга против строительства храма в парке «Торфянка». На официальных сайтах православия вроде «Всех ересей» или «Русской линии» на всякий случай заготовлены потенциально расстрельные списки обитателей Китеж-града (под рубрикой «либералы»). При первой же возможности какие-нибудь «Ночные хирурги» оперативно совершат рейд по адресам, благо что имен в списках не так уж много.
Ненавидящие себя православные – это разновидность религиозной оппозиции и даже инакомыслия. Для устойчивости системы, как известно, конкуренция мнений может играть положительную роль, что особенно важно для институций с косной структурой, где разница потенциалов традиционно невелика. Но в случае с РПЦ все настолько безнадежно, что Китеж-град и в дальнейшем какие-то другие формы противостояния и самоорганизации верующих будут являться всего лишь одним из этапов драматургии, рассчитанной, по закону жанра, не меньше чем на 40 лет.
