Фото из материала: "Псковская православная миссия во время ВОВ"
События Второй мировой войны навсегда изменили интеллектуальный ландшафт Европы, способствовав аксиологическому повороту и богословской мысли. Осмысление фактов бесчеловечных преступлений, многомиллионных жертв и, главным образом, катастрофы европейского еврейства оказались возможны для теистической рефлексии лишь в рамках Теологии после Холокоста. Авраамические религии (иудаизм, христианство и ислам) столкнулись с проблемой пересмотра роли всеведущего, всемогущего и всеблагого Бога во Вселенной. Главный вопрос Теологии после Холокоста заключался в следующем: «Как возможна вера после Освенцима?»
При отсутствии однозначной оценки событий Второй мировой войны в обществе на уровне законодательства во многих странах предусмотрена уголовная ответственность за реабилитацию нацизма. В то же время делаются попытки переоценки участия отдельных стран в военных операциях, чтобы тем самым принизить или, наоборот, увеличить их вклад в окончательную победу над фашистской Германией. В России вслед за публикацией в 1990 году романа В.Гроссмана «Жизнь и судьба» историки, журналисты и деятели культуры пытаются обратить внимание общества на проблему неоправданных человеческих жертв со стороны советского командования и просчетов органов исполнительной власти, приведших к массовой гибели людей на первом этапе войны. Вместе с тем широкое распространение в последние годы получают акции «Георгиевская ленточка» и «Бессмертный полк», организаторы которых стремятся свести к минимуму трагический пафос этих мероприятий.
На протяжении десятилетий как в Европе, так и СССР вырабатывались символические практики, призванные служить напоминанием о бесчисленных человеческих жертвах войны и подвиге воинов. В советское время светские ритуалы (минута молчания, возложение цветов к монументам, зажжение Вечного огня, воинские парады, народные гуляния), проводимые в пространстве мемориальной топографии (захоронения воинов и гражданского населения, площади и парки городов, военные памятники), сопровождались религиозными обрядами факультативно, в основном, поминальными молитвами, которые, в свою очередь, в соответствии с Постановлением ВЦИК и СНК РСФСР о религиозных объединениях от 1929 года, могли проводиться только в стенах культовых зданий.
За последние два десятилетия существования российских религиозных организаций в новых для них условиях идеологической свободы выявилась проблема пропорционального участия представителями основных российских конфессий в тех общенациональных мемориальных практиках, которые изначально подразумевали исключительно светскую маркировку.
Белорусская исследовательница С.М. Алейникова на примере текстов церковных деятелей Русской православной церкви Московского патриархата проследила смысловой сдвиг в религиозной риторике, когда рассмотрение событий войны через упрощенную оппозицию «добро-зло» позволяет РПЦ моделировать свое активное участие и едва ли не руководящую роль в победе над фашистской Германией. Анализируя тексты речей патриарха Московского и всея Руси Кирилла, исследовательница отметила два условия, которые, согласно официальным заявлениям, способствовали победе: это, с одной стороны, православная вера, обусловившая героизм и стойкость народа, с другой, Божие содействие . Следствием подобной риторики является не только «конструирование модели замещения памяти о Великой Отечественной войне», но и «легитимизация РПЦ в качестве монопольного правопреемника, источника и хранителя памяти о войне» .
Рассматриваемые в рамках данной статьи устные и письменные тексты, воспроизводимые православными верующими Петербурга, служат основой для реконструкции механизма, в соответствии с которым происходит конфессионализация основных достижений Красной армии в период Великой Отечественной войны и, как следствие, вторжение религиозной риторики в мемориальную атрибутику и топографию, связанную с сохранением памяти о войне 1941-1945 гг.
