- Опубликовано в Новости
Елена Рыйгас: стратегия долгосрочности – это установка на понимание, краткосрочность – это ненависть и зачистка своей «канонической территории»
7 февраля 2020 – последний день Всемирной недели гармонизации межрелигиозных отношений – представляем интервью с Еленой Владимировной Рыйгас – ассоциированным научным сотрудником филиала научно-исследовательского социологического центра РАН Социологического института РАН, автором блога на радиостанции «Эхо Москвы»
Елена Рыйгас: стратегия долгосрочности – это установка на понимание, краткосрочность – это ненависть и зачистка своей «канонической территории»
Уважаемая Елена Владимировна, благодарю за возможность обменяться мнениями в последний день Всемирной недели гармонизации межрелигиозных отношений, подводя своего рода её итог.
Как известно, религия всегда в той или иной мере является субъектом политических отношений, включая конфликты. Как вы считаете, почему человеку / человечеству так и не удается продвинутся в преодолении религиозных разногласий? Что, на Ваш взгляд, является препятствующим фактором на пути к умению человека мирно решать конфликты – договариваться и следовать этим выработанным нормам и принципам – этим ценностям?
Е.Р.: Уважаемый Вильям Владимирович, благодарю и Вас за оказанную честь; если позволите, постараюсь ответить на предложенные вопросы на школьническом, додиссертационном уровне – с обилием цитат и ссылок на авторитеты.
Из истории Древнего Востока известно, что мир в древности не знал религиозной вражды. Языческим верованиям была свойственна веротерпимость (самый близкий пример из российской истории — это веротерпимость монголо-татар по отношению к Православной церкви Древней Руси). При перемещении в другую общность, человек стремился наладить отношения с местными богами или духами. Феномен религиозной вражды возникает только с возникновением Христианства, особенно с момента превращения его в государственную религию. Категоричность при следовании догматам в соединении с репрессивными возможностями политической власти породили один из видов социоцида, когда преследованию и/или уничтожению может подвергаться некая социальная группа лишь по признаку их религиозного иноверия. Правда, надо оговориться: в основе такого преследования как правило лежат экономические мотивы (например, в случае резкого ограничения доступа к каким-либо жизненно важным ресурсам). На уровне повседневных взаимодействий люди скорее сенситивны к моральным и психологическим качествам окружающих, нежели к их конфессиональной принадлежности, тем более, что о религиозных взглядах они могут и не догадываться, если те не декларируются или не навязываются.
Яркий тому пример из современности: в Петербурге многих горожан в первую очередь раздражают перекрытые трамвайные пути во время больших мусульманских праздников возле Соборной мечети. Не всегда сдержанные высказывания в адрес прихожанам мечети (всего одной из двух в пятимиллионном городе) являются скорее следствием временных дорожных неудобств. Точно так же горожане негодуют и по поводу перекрытого Невского проспекту из-за крестного хода в честь Александра Невского 12 сентября. Причем недовольство перерытым движением по Невскому по антиклерикальному и антирелигиозному накалу часто превышает то же самое недовольство перекрытыми улицами вокруг мечети.
Как понимаете, эти настроения вполне можно было бы объяснить и доминированием антихристианских настроений по отношению к антимусульманским, но все куда проще: духовенство мечети сдвинуло богослужебный график на максимально раннее время, чтобы подстроится к сложной логистике города, в то время как крестный ход в буквальном смысле парализует на полдня движение по Невскому проспекту.
Если спуститься с «богословских небес» в сиюминутную повседневность, можно обратить внимание на то, что следование какому-либо религиозному вероучению может являться вторичной характеристикой, определяющей потенциал успешности взаимодействия. Например, в Средневековой Европе иудеи перед Песахом сдавали на хранение все квасные продукты соседям-христианам, для которых различение квасного и пресного в рамках своей религиозной традиции было неактуальным. Точно так же и во времена гонений на верующих в Советском Союзе католики могли причащаться в православных храмах, заключенные-баптисты молились вместе с православными священнослужителями, а в алтайских селениях молокане и субботники на праздники приходили на богослужения друг дуга в зависимости от нужды.
Как видим, потенциал религиозной вражды скрывается в невежестве и, как следствие, внушаемости, то есть в неравном доступе к тем ресурсам, которые позволяют расширить круг представлений о причинно-следственных связях и даже в условиях выживания следовать долгосрочным экзистенциальным стратегиям. Долгосрочность – это установка на понимание, краткосрочность – это ненависть и зачистка своей «канонической территории».
В.Ш.: 2 августа 2018 г. был утвержден профессиональный стандарт «Специалиста в сфере национальных и религиозных отношений». В нем были определены трудовые функции, основные навыки и умения – базовые компетенции и квалификационные уровни для специалистов данного профиля. Какими качествами, на Ваш взгляд, должен обладать человек, чтобы эффективно справляться с поставленными задачами?
Е.Р.: В сфере национальных и религиозных отношений специалисту конечно не обойтись без хорошего гуманитарного образования в той его ипостаси, которая подразумевает принадлежность к хорошей школе и затем длительное дальнейшее самообразование. Например, девиз СПбГУ гласит: «универсант учится всегда, на протяжении всей своей жизни». Если конкретизировать, то в роли подобного специалиста легко представить исследователя из той научной дисциплины, которая обладает собственным выстраданным категориальным аппаратом и собственным, а не заимствованным, предметом исследования: это философия, история, социология, политология. А вот статус выпускников таких специализаций как культурология или антропология проблематичен, поскольку одна дисциплина в условиях современной российской реальности подменяет собой историю искусства, а другая – или этнографию, или литературоведение. – Возникает риск вторжения дилетантизма в довольно «хрупкую» сферу национальных и религиозных отношений.
Фундаментальное же философское или историческое образование дает навыки хотя бы работы с источниками в отличие от антропологии и культурологии, которые пока представляют собой жанр научного стендапа с уклоном в журналистику. (Присущее многим антропологам почему-то литературоведческое образование позволяет вспомнить ироничное высказывание Терри Иглтона: «Неловко смотреть на то, как те, кого учили определять неполные рифмы и дактиль, хватаются за посколониального субъекта, вторичный нарциссизм или азиатский способ производства». Неловкость Иглтон видит в том, что «литературоведческое образование имеет много достоинств, но умение систематически мыслить в них не входит».)
Противоположной крайностью журналистского стендапа является конфессиональная ангажированность исследователя, когда он изучение предмета легко подменяет самоописанием своей общины с тенденцией к жанру исповеди или миссионерской проповеди.
Да и с теологией также не все благополучно. – Начинающийся «крестовый поход» на религиоведение теологов связан еще и с опасностью замещения религиоведения теологизированной лженаукой, если учесть, что все богословские школы в России исчезли сразу же после Революции, а сейчас находятся в стадии робкого восстановления. (Достаточно, например, заметить, что один из ведущих богословов РПЦ протоиерей Константин Пархоменко детально изучает вопросы допустимости посещения храмов женщинами во время менструаций, хотя западная богословская мысль давно занята проблемами Теологии после Холокоста или обсуждением вопроса о статусе представителей ЛГБТ-сообщества в рамках христианских общин и священнической иерархии.)
Если обобщить сказанное, думаю, более-менее объективный подход к изучаемому объекту в контексте рассматриваемой нами проблеме может гарантировать все-таки лишь «методологический атеизм», правда, в этом случае остается проблема «хождения в народ». У академического религиоведения всегда есть опасность кабинетного затворничества. Противопоставить этому можно лишь обязательные паломничества в исследовательское поле, то есть социологизацию религиоведения. (Учебные программы, например, ЛГУ им. Пушкина и РГПУ им. Герцена как раз предусматривают последовательное знакомство студентов с представителями всех существующих в регионе конфессий, причем не только «традиционных», но и подвергающихся преследованию со стороны местных органов власти).
